Дорога в рай - Страница 40

– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.

– Эта сказка называется электроникой.

– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.

В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.

– Нравится? – спросил он.

Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.

Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.

– Я скоро приду, – сказал он.

Лиз скинула одежду и вошла в теплую воду. После дороги особенно приятно было лежать на спине, чувствуя, как вода ласкает кожу. Зажав ноздри, Лиз окунулась с головой… Затем надела халат, лежавший у борта, и вошла в комнату. Это была большая комната с балконом, скрытым длинным занавесом. Возле широкой кровати на комоде орехового дерева с бронзовой инкрустацией стоял старинный будильник.

Джек появился, когда Лиз уже была одета. Он выдвинул ящик комода и достал из шкатулки изумрудное колье.

– Одевайся и идем ужинать. Энтони ждет нас.

– Это мне? – спросила Лиз, пропустив мимо ушей напоминание об ужине.

– Оно твое.

Лиз быстро надела колье, посмотрелась в зеркало над кроватью и зажмурилась. Она себе очень понравилась. Потом сняла колье, положив его на комод, и разделась, исподлобья глядя на Джека.

– Это из благодарности? – спросил он.

– Из благодарности? – сказала Лиз, подражая интонации Джека, когда тот говорил, что из благодарности за ее помощь ограничился бы подарком. – Из благодарности я бы только поцеловала тебя.

– Все понял. – Он усмехнулся. – И не возражаю.

Он подумал, что в своей спальне, в своей постели впервые любит женщину. В лучшие периоды жизни с Клаудией та никогда не оставалась здесь, он сам приходил на ее половину. Его никогда не смущала обстановка любовных свиданий. И в желтой комнате на ранчо ему было вполне удобно. Но сейчас он испытал полную раскованность. В свои тридцать лет он впервые потерял самоконтроль. Чья в этом была заслуга или вина, он не задумывался. Ему хотелось сказать Лиз, что он любит ее. А ей хотелось это услышать. Но оба молчали, боясь произнесенными вслух словами спугнуть рождавшееся чувство…

За дверью послышалось осторожное покашливание. Джек прошептал:

– Энтони приглашает к ужину.

– Так пойдем, у меня опять появился аппетит.

Джек крикнул:

– Энтони, мы сейчас придем!..

Покашливание стихло. Они быстро оделись. Шли по освещенному коридору. Две двери, между которыми в простенке висели картины в широких рамах, были заперты. Лиз спросила:

– Там жила твоя жена?

Джек остановился. Спросил недовольно: – Кто тебе сказал?

– Моника. Почему ты сердишься?

– Я сержусь не на тебя. Моника – болтливая сорока. Я бы сам тебе сказал. У меня нет жены.

– Я знаю, вы развелись.

Джек усмехнулся.

– И это она сообщила!

Она сидела в маленькой столовой. Из четырех колонок музыкального центра чуть слышно звучала музыка – одна из бессмертных песен «голливудского соловья» Фрэнка Синатры. В старинном буфете за стеклом сверкал хрусталь. На камине стояла забавная бронзовая фигурка сенбернара. Живой сенбернар лежал рядом со стулом Джека. По другую сторону, между Джеком и Лиз, разместился черный королевский пудель с блестящими пуговичными глазами и сообразительной мордочкой. Лиз спросила, часто ли Джек живет дома.

– К сожалению, не часто.

– Значит, собаки не твои.

– А чьи же? – удивился он.

– Энтони. Ты для них гость. – В голосе ее звучала грусть.

– Но у них есть дом и еда, – возразил он.

Лиз молчала. Возможно, Джек прав. Но если бы он уехал и оставил ее одну, то никакие самые вкусные блюда, приготовленные Энтони или поваром Джека, ее бы не утешили.

– Завтра мы поедем на ранчо, – сказал Джек, – а после состязаний – ко мне на виллу.

– На виллу? – переспросила Лиз. – У тебя есть вилла?

– Ты была там.

– Ты хочешь сказать?..

– Ты угадала, – Джек, улыбаясь, смотрел на нее, – это моя вилла.

– А Моника?

– Ей хотелось к морю, и я разрешил ей с друзьями провести у меня каникулы. Она часто гостит там.

– Значит, это твоя вилла… – упавшим голосом произнесла Лиз.

– Моя, – подражая ей, грустно сознался Джек.

– И инициалы в зале на полу твои – «Д» и «Б»?

– Вот инициалы не мои, хотя у меня тоже «Д» и «Б».

Он рассказал, что вилла принадлежала его бабушке Деборе Бредфорд, после ее смерти перешла к отцу Джека, а от того – к нему, Джеку Бредфорду.

– Но это только конец истории. Начало ее куда более интересно. На месте виллы стоял скромный сельский дом. Его хозяин разорился, ввязавшись в аферу с акциями несуществующего перуанского серебряного рудника, и покончил с собой. Мой прадед Лоуэлл Грант, отец Деборы, купил у его наследников дом и участок. Дом снесли и начали строить виллу. Она должна была стать свадебным подарком Лоуэлла дочери. Закончить строительство к бракосочетанию не успели, но, вернувшись после медового месяца с Карибских островов, молодые получили ключи от виллы и поселились там. Понятно, что инициалы в зале были не «Д» и «Г», а «Д» и «Б», ведь Дебора стала миссис Бредфорд.

– Запутаешься… – только и произнесла Лиз.

– Привыкай, историю семьи надо знать. И вот еще что. Помнишь, я назвал дом несчастного отца моего погибшего друга «Домом повешенного» и упоминал о картине с таким названием? Лоуэлл Грант, до того как снести купленный дом, пригласил художника, довольно известного в те годы, и тот быстро написал картину с этим домом в окружении старого парка. Сам художник ее никак не назвал, а у членов семьи она обычно зовется «Домом повешенного» или «Домом висельника». Поэтому, когда ты звонила Энтони и упомянула в разговоре ее название, он сразу понял, что его не разыгрывают, что я действительно попал в беду. Картина висит на вилле в библиотеке – как напоминание о том, откуда все пошло… Но ты меня не слушаешь, Лиз! Чем-то расстроена, признавайся!