– Но я видел у дверей аппарат!..
– По нему никто не звонит, и я никому не звоню…
– А если пожар? – удивилась Лиз.
– Все в воле Божьей.
– А работающий телефон далеко? – спросил Джек.
– На бензоколонке целых два.
– Это далеко?
– Ей до темноты не успеть, – старик показал на Лиз, – утром дойдет. Я комнаты никому не сдаю, но вы можете заночевать…
– У меня все сгорело в машине, – сказал Джек. – Я не смогу заплатить, но потом я верну обязательно.
– Потом? – пробурчал старик. – Потом вы и не вспомните обо мне… как все.
– А сколько вы хотите? – спросила Лиз.
– Десять долларов. С едой двадцать.
– Хорошо, – сказала Лиз. – Двадцать. С едой.
– Пойду поищу мазь, – сказал старик.
Он вышел из комнаты. Слышно было, как он за что-то стыдит собаку. Дверь отворилась, и собака вошла. Она была старая, с седой мордой и подслеповатыми глазами. Собака села посреди комнаты и стала выкусывать блох. Потом подошла к кровати, на которой лежал Джек, и неуверенно завиляла хвостом.
– Она узнала тебя? – так же неуверенно и почему-то тихо проговорила Лиз.
– Наверное, – сказал Джек. Он положил ладонь на голову собаки. Та стояла молча, покорно.
– Ты был здесь? – спросила Лиз.
– Был.
– Но старик не узнал тебя!
– Это было давно…
– Что было давно?
У Лиз округлились глаза. Интуитивно она чувствовала, что услышит невеселую историю. Иначе Джек напомнил бы о себе старику.
– А если он притворяется, что забыл тебя? – спросила она.
Он тоже об этом думал. При других обстоятельствах он не пришел бы в этот дом. Но сейчас у него не было выбора, и он надеялся, что спустя столько лет старик не признает в грязном, больном мужчине молодого плейбоя. А вот собака вспомнила…
– Я учился с его сыном, мы дружили… Он пригласил меня посмотреть коня. Я люблю лошадей, а он уверял, что у них прекрасная лошадь…
Он погрузился в воспоминания, и Лиз боялась нарушить молчание. Потом он продолжил:
– Конь действительно был хорош. На следующий день после нашего приезда он решил продемонстрировать его достоинства в деле, под седлом…
Джек опять умолк. На этот раз Лиз не выдержала:
– И что же?
– Он неудачно упал, ударился головой…
– Он умер?..
Джек кивнул.
– Я оставался здесь до его похорон. Потом уехал.
– А лошадь?
– Старик ее продал. Или отдал кому-то.
– И ты больше сюда не приезжал?
– Нет.
Ему был тягостен этот разговор. Он сказал:
– Ты все-таки утром позвони. Деньги я тебе потом верну.
Лиз подумала почти как старик: потом ты и не вспомнишь обо мне…
Вернулся старик со склянкой. Намазал чем-то желтым и вязким ногу Джека. Сказал:
– Теперь должно успокоиться. – Он немного помолчал и добавил: – Деньги сейчас.
Лиз сказала:
– Сперва накормите.
Старик снова вышел. Лиз открыла сумку и отсчитала двадцать долларов. Когда старик принес тарелки с едой, она отдала ему плату. Не считая, он сунул доллары в карман брюк и разлил из бутылки по чашкам светлую жидкость.
– Виски, – сказал он, протягивая чашку Джеку.
Джек выпил залпом и закашлялся. Виски обожгло горло.
– Легче? – спросил старик. Было непонятно, имел он в виду мазь или спиртное.
– Да. Меньше болит. – Джек набросился на еду. Раз ест, значит, полегчало, – сказал старик, обращаясь к Лиз.
Лиз с не меньшим удовольствием, чем Джек, уплетала свою порцию рагу с кар юшкой и баклажанами. Ей казалось, что ничего вкуснее она никогда не ела.
– Ты тоже выпей, – сказал ей старик. Но Лиз боялась опьянеть – мало ли что! – и поэтому отказалась.
После ужина она постелила одеяло и подушку, которые принес старик, на деревянной лежанке. И хотя было неудобно и твердо, уснула она как убитая.
Проснулась – было светло. Сразу встретилась глазами с Джеком и поняла, что ему худо. Она вскочила.
– Запиши телефон, – сказал он.
Она выбежала во двор. Старик – в тех же джинсах и майке – чинил изгородь.
– У вас есть ручка или карандаш? – крикнула она.
Он положил на землю заостренный кол, пошел в сарай и вынес карандаш и блокнот.
У него все в сарае, подумала Лиз. Он не живет в доме. Она вырвала из блокнота лист и пошла к Джеку. Продиктовав номер, тот добавил:
– Скажешь, чтобы быстрее ехали… Не волнуйся, я тебе верну все деньги…
Она отмахнулась: где уж ему! Лишь бы выжил. Плакали материнские доллары!
Старик сказал, если идти по шоссе, через час будешь в городе. Лиз взяла сумку. Джек молчал, и она была рада, что он не спрашивал, вернется ли она. Она не хотела возвращаться, хотя он обещал, что, когда за ним пришлют машину, Лиз отвезут, куда она скажет.
– Я пойду, – полувопросительно сказала она.
– Позвони Энтони. Не потеряй бумажку с телефоном. – Он лежал на постели и не смотрел на нее…
Было еще очень рано. Едва поднявшееся солнце еще не успело разогреться и разогреть все, что попадало под его лучи, и шоссе тянулось бесконечной влажной от рассветной росы лентой. Дорога была пустынной. Редкие машины проносились с мягким мгновенным шелестом.
Идти было легко. И также легко мысли Лиз перескакивали с Джека на старика и на его странный дом, в котором, вероятно, после смерти сына он не жил, а перебрался в сарай, чтобы не вспоминать трагедию. Потом мысль возвращалась к Джеку, которому срочно нужен врач… Лиз не думала о прошлом. Прошлое было слишком плохим. А ближайшее будущее – дойти до телефона и позвонить приятелю Джека – не стоило того, чтобы о нем особо беспокоиться.
Она устала, села на обочину и сняла туфли. Часов у нее не было, и она не знала, сколько времени шла. Солнце начало припекать. Машин на шоссе стало больше, но ни одна не остановилась: водители даже не глядели в ее сторону. Ну и черт с вами! – думала Лиз. Я бы и сама не села к кому попало! Она надела туфли и снова зашагала.